Вадим Левенталь: Если на «НацБесте» кто-то пытается получить преференции за связи — это сразу становится очевидно

Как получилось, что именно вы стали ответственным секретарем «НацБеста» после Виктора Топорова?

В последние шесть лет мы занимались премией вдвоем с Виктором Леонидовичем. Всю организационную и существенную работу мы делали вместе. Естественно, когда Виктора Леонидовича не стало, амбразуру пришлось закрывать мне, потому что больше некому.

Каково стать ответственным секретарем после Топорова? Чувствуете ли груз ответственности?

Это несколько волнительно, конечно, но я занимаюсь премией шесть лет, поэтому это было не слишком страшно. В корне это не поменяло мою работу.

А премию это как-то изменит?

«НацБест» никогда не стоял на месте. Практически каждый год мы с Виктором Леонидовичем вносили в правила изменения и дополнения. Несколько лет назад был введен запрет на книги формата ЖЗЛ, потом на выдвижение книг, которые уже успели засветиться в шорт-листах других крупных премий. Какие-то опыты оказываются удачными и остаются, какие-то – нет. Например, мы пробовали проводить читательские голосования в социальных сетях. Не получилось, и мы от этого отказались. Поэтому сказать, что никаких изменений не будет, конечно, нельзя. Все это зависит от внешней конъюнктуры. Если появится необходимость в изменениях, они будут внесены, но глобально ничего меняться не будет. Самое главное в «НацБесте» останется: принцип полной прозрачности всех процедур, невмешательства оргкомитета в работу обеих жюри и все то, что прописано в Положении о премии.

Вы сказали о читательском голосовании. Почему оно не получилось?

Этот опыт продолжался года три. Мы отказались от него в связи с тем, что Интернет – очень аморфная структура. Там очень просто засветиться, выдвинуться и получить какие-то голоса бездарным людям с огромной группой поддержки. Таким людям проще там пробиться, чем тем, кто просто талантлив. Мы решили, что дальнейшие опыты с этим бессмысленны, потому что мы все-таки ищем произведения с невостребованным потенциалом интеллектуального бестселлера. Этот механизм нам не помогал.

Как выбиралось жюри для «НацБеста»-2014?

Традиционно Большое жюри – это около двадцати человек, имеющих профессиональное отношение к литературе: это критики, писатели, поэты, журналисты, академические филологи. Они разбавляются относительно небольшим количеством (от двух до пяти) людей смежных профессий. В этом году у нас есть режиссер, сценарист, художник. Понятно, что это люди много и постоянно читающие. Большое жюри – это довольно известные личности в пишущей и читающей среде. Там никому не нужно объяснять, кто такой Дмитрий Ольшанский или Олег Постнов. Малое жюри, которое формируется после того, как большое жюри заканчивает свою работу, состоит из людей, не имеющих профессионального отношения к литературе, но при этом мы называем их просвещенными читателями. Это медийные лица, но при этом не глупые, обладающие чувством вкуса. Они интересны для широкой читающей публики, то есть предполагается, что читатель готов положиться на их вкус.

В комментарии в длинному списку вы написали: «Победить (ну или выйти в шорт-лист) должен не сильнейший, а талантливейший!». Что это значит? Вы разводите понятия «сильнейший» и «талантливейший»?

Речь шла о том, что в любом премиальном процессе всегда присутствует не творческий фактор: кто-то кому сын, кто-то кому-то жена или любовница, кто-то кому-то должен денег, а кто-то кого-то просто жалеет. Подобные вещи не исключены нигде, в том числе и на «НацБесте». «НацБест» отличается от других премий тем, что у нас это видно сразу. Если кто-то, обладающий широкими связями и могущественными друзьями, получает преференции в премиальном процессе, то это сразу становится очевидно. «Сильнейший» – это тот, у кого сильнейшие связи, а жюри должно судить исключительно по таланту.

Существует мнение, что современная литература тяготеет к малой форме. Это так?

Я не знаю. Очень долго говорили о засилье романного жанра. Отделы продаж во всех издательствах кричали о том, что сборник рассказов при прочих равных условиях продается хуже, чем роман. Издательства зачастую старались не печатать сборники рассказов. Начинающему писателю издать такой сборник было практически нереально. В последние годы ситуация изменилась: если писатель засветился с двумя-тремя книжками, и его читают, то издательство скорее всего напечатает книжку его рассказов. Таких книг появилось довольно много. На «НацБест» номинировано большое количество сборников рассказов. Лет пять назад сборников рассказов в лонг-листах было, по моим ощущениям, значительно меньше. Но это не значит, что теперь читают только рассказы, а романы перестают читать. Это преждевременные разговоры. На данный момент можно констатировать только то, что сборники рассказов начинают писать.

Какая литература сейчас востребована в России?

На этот вопрос ответить очень просто. Есть такой сайт pro-books.ru. Это сводный рейтинг продаж по всем магазинам. Много лет первое место с большим отрывом в этом рейтинге держат книги для подготовки к экзаменам ГИБДД.

А из художественной литературы?

Этот вопрос не имеет смысла, потому что, когда вы спрашиваете, какая литература востребована, я должен спросить вас, в каком кругу. Для кого-то востребованы низкопробные детективы, кому-то интересно читать антиутопии или детективы, может быть даже интеллектуальные. Я не вижу оснований говорить о какой-то цунамической волне интереса к одному конкретному жанру.

Что думаете по этому поводу ситуации, сложившейся с Lenta.ru? Не грозит ли подобное современной литературе?

Я думаю, что это неизбежное завершение того, что продолжалось с этим СМИ в последние два года. Раньше Lenta.ru была объективным и спокойным ресурсом. Вдруг с ними что-то случилось, этот ресурс больше стал походить на двадцатичетырехчасовой митинг против Путина. Новости стали подаваться чудовищно тенденциозно. Например, новости, которые показывают Майдан с хорошей стороны, висят наверху, заголовок написан крупным шрифтом, а новости, которые дискредитируют Майдан, висят внизу, написаны мелко, а то и не появляются вовсе. Что с ними случилось, я не знаю. Это прекрасный коллектив, в котором работают молодые талантливые ребята. Главный редактор Галина Тимченко тоже замечательный профессионал, которая 15 лет назад взяла ресурс в свои руки и сделала из него конфетку. У меня ощущение, что это какой-то вирус, который поражает людей, коллективы. Я этот вирус называю «майдан головного мозга». Не думаю, что с Lenta.ru случится что-то плохое. Скорее наоборот. Вместо того, чтобы митинговать за Майдан и против Путина, они встанут на дорогу нормального и спокойного деланья новостей. Я очень на это надеюсь. Я понимаю, что стопроцентной объективности не существует, но можно к ней приблизиться за счет взвешенного отношения к событиям. Иначе это просто форма лжи.

Вы не связываете увольнение Тимченко с тем, что в России появляется цензура?

Это не цензура. Когда сумасшедший начинает рвать обои, ему связывают руки за спиной. Это делается для того, чтобы человек себя не убил. Если психически больных людей не держать в помещении с мягкими стенами, они выпрыгнут из окна и просто убьются. Это не цензура, потому что речь не идет о том, что Lenta.ru говорила правду, которой никто не говорил. Они говорили очень тенденциозную ложь. Вот в чем дело. Их нужно вернуть на путь объективной журналистики. И я надеюсь, что новый главный редактор это сделает.

Недавно Людмила Вербицкая предложила отказаться от мата в театрах. Как вам кажется, нужно ли отказываться от мата в литературе?

При всем уважении к Людмиле Алексеевне, это невозможно чисто технически. Я не понимаю, о чем еще нужно говорить, если введены возрастные ограничения. Ясно, что если в книге или на спектакле есть матерные слова, то на афише или на обложке ставится 18+. Ребенку это становится недоступно, а взрослый человек сам за себя отвечает. Если взрослый пришел на спектакль, который ему не понравился, он может уйти. Если он купил книжку, которая ему не понравилась, он может ее закрыть. Я думаю, что этого вполне достаточно. Людмила Алексеевна, очевидно, была просто расстроена каким-то плохим спектаклем, который посмотрела.

Недавно деятели культуры подписали письмо, поддерживающее действия президента России в Крыму. Вы бы подписали подобное, если бы вам предложили?

Я не подписываю коллективных писем. В эпоху интернета, если у тебя есть какая-то позиция, ты можешь ее высказать самостоятельно сам за себя. С другой стороны, к деятелям культуры у меня никаких претензий нет. Мне дико не нравится эта чудовищная травля, которая началась. Все поливают грязью Гергиева, Мацуева, Соломина за то, что они подписали письмо. В списке подписавших полно уважаемых людей, которые много в своей жизни сделали. А сейчас любой, кто сидит в «Жан-Жаке», курит тонкую сигаретку, осуждает этих деятелей культуры с высоты своей нравственной недостижимости. А ведь он-то ничего в своей жизни не сделал. Это мне кажется странным и некрасивым. Любой деятель культуры может иметь такую позицию, какая ему нравится, хоть по крымскому вопросу, хоть по филиппинскому, хоть по кубинскому. Тем более, что в этом письме очень расплывчатая формулировка. Там не сказано, что они хотят крови, хотят всех убивать. Сказано, что поддерживают позицию нашего президента. А какая у президента позиция? Он никакой своей позиции по Крыму не высказывал. Он молчит. Значит, деятели культуры поддержали молчание Владимира Владимировича, и это кажется мне прекрасным и гениальным, потому что молчание и спокойствие – это то, что нам всем нужно.

Беседовала Маша Всё-Таки / ИА «Диалог»