Юлия Минутина: Градозащитники ждут диалога с властью

Сохранение исторического центра объявил своей главной задачей новый вице-губернатор Петербурга Марат Оганесян. О том, чего ожидать от нового члена городского правительства, а также об Апраксином дворе, сносе дома на Загородном и спорных моментах в деле градозащиты «Диалог» побеседовал с координатором движения «Живой город» Юлией Минутиной.

Новый вице-губернатор Петербурга по градостроительным вопросам Марат Оганесян заявил, что четыре года общался с градозащитниками. Вы лично с ним встречались? Как думаете, что можно ожидать от его работы на этом посту?

Лично я с ним не встречалась. Не буду говорить за других, но с «Живым городом» он не общался. Сейчас первые его заявления, они представляются нам достаточно правильными, но, понятно, что это пока слова. До сих пор он все-таки работал с какими-то локальными проектами, причем, по которым все было понятно и решено. Проект выбран, все, что нужно было, — снесли, все, что не нужно, — тоже, и необходимо было просто довести до конца то, что начато. Это немножко другая ситуация. Теперь в поле его деятельности попадает не реализация уже готовых решений, а принятие этих решений.

И, если его декларации нынешние, утверждения, намерения, они дальше будут подкреплены какими-то действиями, — это будет замечательно. Мы, разумеется, ждем, что будет какой-то диалог между градозащитной общественностью и вице-губернатором, потому что это даст возможность достаточно оперативно сообщать какие-то вещи и решать какие-то вопросы до того, как ситуация станет уже по-настоящему конфликтной.

Сейчас в Смольном готовится концепция развития Апраксина двора. Насколько мне известно, «Живой город» продвигает концепцию «города мастеров». Было ли какое-то взаимодействие с властью по этому вопросу, к градозащитникам обращались?

Не совсем правильно было бы говорить, что это идея «Живого города», она была разработана группой экспертов достаточно давно, но мы ее поддерживаем. Проводился опрос мнений горожан, мы писали о том, что с нашей точки зрения, этот проект будет там целесообразен и уместен. Потому что это позволит предоставить помещения для небольших арендаторов. Одному инвестору тяжело было бы поднять комплекс, тем более что там нужно не новое строительство, а сохранение того, что уже есть. Если будет возможность небольшим мастерским взять отдельную часть корпуса, и ее привести в порядок, то это может получиться.

Но как эту идею осуществить? Ведь на территории Апраксина двора много собственников, которые вряд ли согласятся отдать свои площади для реализации проекта…

Это правда, да, к сожалению. Понятно, что если будет принято решение в этом направлении, дальше будет длительный диалог с нынешними собственниками. Без этого никуда не деться. Нынешняя ситуация не способствует сохранению Апраксина двора: какие-то корпуса ремонтируются, но значительная часть находится в достаточно печальном состоянии. Может быть, какие-то собственники там и останутся, но вопрос в том, как это будет выглядеть. Никто не говорит, что оттуда нужно полностью изжить торговую функцию. Но одно дело, если это небольшие аккуратные магазинчики, и другое — если это базар. Вот это будет постепенно уходить.

На прошлой неделе в Петербурге снесли историческое здание на Загородном, 19. Не помогли ни обращения депутатов, ни градозащитников. Расскажите, пожалуйста, о юридических аспектах этой проблемы: чем застройщик объясняет свои действия и есть ли возможность остановить постройку уже нового здания?

Такая ситуация достаточно показательна. Самые страшные всегда проекты, которые были начаты при одной администрации, а заканчиваются при другой. Получается, что как бы никто не виноват. Им просто так пообещали, сказали, что проект будет социально значимым, инвестор вложил какие-то средства, а потом следующая администрация говорит, что это была не их идея, но инвестор свои обязательства выполнил, поэтому мы выдадим ему разрешение [на строительство], несмотря на то что это противоречит закону.

В чем проблема, связанная с этим адресом: инвестор расселил общежитие на четыреста семей, что, безусловно, для города важно. Но дальше инвестор рассуждает так: мы реализовали социально значимый проект, расселили много семей, поэтому теперь нам необходимо свои деньги отработать, поэтому дальше мы должны построить что-то коммерчески выгодное. И дальше они, опираясь на закон, в котором есть такая формулировка: «Возможны отклонения от режимов, если проект является социально значимым», — делают вывод, что дальше весь этот закон для них не имеет значения. Но в их случае такая туманная формулировка — «отклонение от режимов» — была прочитана так, как будто можно никакие режимы не брать в расчет, что можно делать все, что угодно. Но эта социальная значимость, о которой они говорят, она должна подтверждаться проведением экспертизы. Это экспертная оценка, а не, условно говоря, бытовая. Потому что очень большое пространство для маневров открывается.

Что такое социальная значимость? Четыреста семей расселили — это социальная значимость? А сто семей — это социальная значимость или нет? И дальше — больше. У нас очень много коммуналок в центре города, и если идти по этому пути, то фактически любое здание, которое не выходит на уличный фронт, можно сносить, строить на его месте 9-этажный дом, и говорить, что это социально значимый проект.

Этот снос был незаконен. В законе напрямую написано, что снос и демонтаж исторических зданий в этой зоне — запрещен, за исключением случаев, когда здание необратимо аварийно. Но, опять же, никакой экспертизы, доказывающей аварийность этого здания, тем более необратимую, проведено не было. Что любит делать застройщик — показывать, что внутри там разбитые лестницы, страшные коридоры коммунальные — это все производит большое впечатление, но не имеет никакого отношения к экспертной оценке состояния здания. То есть, там требования закона соблюдены не были: ни социальная значимость фактически не доказана, ни аварийность здания не доказана.

На этом месте они получили возможность отклониться от предельной высоты до 26 метров, то есть, фактически построить 9-этажный дом. Но в законе есть требование, что можно отклоняться по высоте, если здание не будет видно с открытых городских пространств. Застройщик заказал оценку видимости, и стало понятно (довольно предсказуемо), что здание будет видно с набережной Фонтанки, с мостов, Социалистической улицы. Но после этого застройщик заказал экспертизу, смысл которой сводится приблизительно к следующему: «Со всех этих точек здание будет видно, но не очень». Хотя в законе нет никаких оговорок по поводу того, что «видно, но не очень видно». В законе — не должно быть видно. Точка. И это единственная экспертиза, которая была проведена, но она совершенно не оправдывает этой видимости. Дальше начинаются вкусовые вещи: страшно — не страшно, сильно видно — не сильно видно. И закон как раз этих вещей пытается избегать. Но застройщик все эти нарушения закона списывает на социальную значимость проекта.

А какие действия градозащита будет предпринимать в связи с этим в первую очередь? Может быть, пересмотра проекта?

Естественно, мы будем добиваться того, чтобы хотя бы снизить по высоте то здание, которое возводится. Чтобы хотя бы оно минимально вторгалось, а в идеале вообще не вторгалось в исторические панорамы. И кроме всего прочего это может быть очень опасный прецедент: если решили построить, то все мыслимые и немыслимые нормы проигнорировали — и вот построили. Конечно, не хочется, чтобы это было примером для других застройщиков.

По этому поводу нами писались обращения, и дальше мы будем продолжать работать. Я не исключаю, что будет судебное разбирательство с целью признания недействительным разрешения на строительство. И если это будет сделано, то дальше можно будет искать пути изменения проекта. Пока разрешение на строительство действует, и оно выдано на определенный проект, я не думаю, что застройщик будет идти на какой-то пересмотр проекта.

Каково Ваше отношение к воссозданию утраченных памятников? Зачастую городская инфраструктура в определенных местах пошла по иному пути развития. Например, Спас на Сенной или храм на площади Тургенева, снесенный в 30-е. В последнем случае — на площади единственный сквер и детская площадка на большую территорию, как сделать выбор в такой ситуации?

Здесь, конечно, выбор очень сложный. Что касается Спаса на Сенной, там, я думаю, решение о воссоздании храма могло бы быть правильным. Единственное, что это должно быть полное воссоздание: не колокольня без храма — а такой проект тоже существовал — но это, конечно, нонсенс, это улыбка без кота.

Что касается площади Тургенева — там, конечно, сложнее, и, возможно, в такой ситуации можно просто возести часовню или какой-то памятный знак.

Я не очень хорошо знаю ситуацию с тем, насколько востребовано сейчас создание большого количества новых церквей, — будет ли паства? Это же не просто сооружение, оно должно жить своей духовной жизнью. Здесь, конечно, надо проводить исследования: насколько необходимо, есть ли приход, есть ли кому молиться в этом храме. Поэтому, что касается таких спорных моментов, я думаю, что надо собрать максимум информации, и, если получится, что неподалеку есть две церкви, а сквера больше нет, то, возможно, стоит принять решение в пользу сохранения зеленых насаждений, потому что это тоже очень важно для города.

Движение «Живой город» давно борется за сохранение комплекса построек Варшавского вокзала. При этом акцию группы «Эра» вы не поддержали. Разногласия внутри градозащитного сообщества не мешают общему делу?

Сложно сказать, что там была акция группы «Эра». Сам руководитель групы «Эра» (Алексей Ярэма — ИА «Диалог»), когда дело дошло до задержания, сказал, что эти люди сами по себе, они ему не подчиняются. Да, мы не поддерживаем эту акцию, потому что, с нашей точки зрения, действия должны быть направлены на сохранение зданий. А тут получилось, что ребята спровоцировали собственника на то, что он выломал исторические двери, исторические окна здания, чтобы там больше никто не мог забаррикадироваться. То есть состояние этого конкретного пакгауза ухудшилось. Не говоря о том, что не вполне корректно был выбран объект, и конкретно это здание на данном этапе сносить никто не собирался.

Мы, к сожалению, не можем про любое здание сказать, что его никто не соберется сносить: потом всегда может найтись заинтересованный человек. Но, с другой стороны, невозможно же захватывать все исторические здания, потому что кто-нибудь когда-нибудь может захотеть их разрушить.

Кроме того, «Живой город» всегда старается действовать в рамках закона. Поскольку мы требуем соблюдения закона, то мы сами должны закону подчиняться. А захват чужих зданий, подключение к чужим коммуникациям — это, конечно, незаконно. Я не могу сказать, что мы осуждаем анархистов: у них свои интересы, свои методы. И то, что разные градозащитники действуют разными методами, я думаю, что это неплохо, это вполне естественно. Главное — чтобы была одна цель, главное — не мешать друг другу, и не заниматься выяснением отношений. Просто понимать, что у нас общая цель, просто мы пытаемся к ней идти разными путями.

Беседовала Дарья Скороспелова / ИА «Диалог»